Мы используем файлы cookies. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с этим. Узнать больше о cookies
На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии. Подробнее

Издательство «Альпина Паблишер» 123007, г. Москва, ул. 4-ая Магистральная, д. 5, стр. 1 +74951200704
следующая статья
Наполеон в Палестине: Порядочные люди

Наполеон в Палестине: Порядочные люди

Наполеона считают великим не только за полководческий гений, но и за невероятное умение окружать себя талантливыми, честными и верными людьми. Среди них был и Доминик Жан Ларрей, проницательный военный хирург, который создал первые кареты скорой помощи и лично зашивал раненых, привезенных на них. «Наполеон в Палестине» — это головокружительная история, в которой соединилась война и медицина, чума и вакцинация, политические убийства и спасение безнадежных, а также амбиции будущего диктатора и скромность бедного дворянина.

Этот текст мы публикуем по мотивам лекции Михаила Шифрина, которую он прочитал 2 июля 2023 года в книжном магазине «Бабель» в Хайфе. Перед вами четвертая и последняя часть большой статьи, а по ссылкам вы можете прочитать первую, вторую и третью.

Посвящается Михаилу Яновичу

Уже в апреле доктора Деженетт и Ларрей стали переводить раненых из Акко и Хайфы куда-то поближе к Египту. Чтобы доктора делали это без лишнего шума, Бонапарт выписал обоим премии по 2 тысячи франков.

Так совпало, что чем больше французы готовились отступить от Акко, тем сложнее было защитникам города. 1 мая умер Антуан де Фелиппо. Он весь день стоял на башне, руководя прокладкой траншей. И хотя главный инженер Акко был в шляпе, теплового удара его миниатюрный организм не выдержал. Недаром приезжающим в Израиль внушают, что даже с покрытой головой лучше стоять в тени. Иначе солнечный удар бывает и 1 мая.

В начале мая подвезли две батареи 24-фунтовых мортир с большим боекомплектом. Теперь отказаться от штурма города было невозможно. Хотя 8 мая в Акко по морю прибыла Родосская армия и защитников города стало вдвое больше, чем солдат Бонапарта, французы честно пытались. 10 и 11 мая врывались в город. Захватили большую мечеть, рубились уже у входа на городской рынок и во дворец аль-Джаззара. Но обученная британскими инструкторами турецкая армия умела не паниковать.

Французы теряли лучших военачальников: генерал Бон погиб, генерал Ланн опасно ранен. Рядом с Бонапартом разорвалась граната, и двое солдат прикрыли его собой. Это было уже слишком. На военном совете Клебер призвал отбросить амбиции: «Отнесемся к этому городу как к отрезу ткани в магазине: осмотрели, потрогали, приценились и понимаем, что дороговато. Брать не стоит».

Но раненых после штурма стало 550. И еще 250 болели чумой. На чем их увозить? Забрали у друзов всех ослов, но вьючных животных все равно не хватало. Бонапарт решил выпустить по Акко весь оставшийся боекомплект и так высвободить лошадей артиллерии.

Пушки непрерывно били по городу 62 часа. Стены развалились, мечеть и дворец аль-Джаззара остались без крыши. В Акко не было безопасного места. Родосская армия решила, что все равно погибать, вышла в поле и плотными колоннами бросилась в атаку. Французы подпустили турок на 50 шагов и в упор расстреляли картечью. Оставшихся в живых преследовала пехота, стараясь попасть штыками в почки. Но завязать бой в самом городе значило получить новых убитых и новых раненых, которых не на чем было везти.

В отчете правительству Бонапарт привел для своих действий образцовое медицинское обоснование: «Представилась возможность захватить город; но наши шпионы, перебежчики и пленные в один голос докладывали, что там от чумы умирает по 60 человек в день; что симптомы ужасны, что за 36 часов больной кончается в конвульсиях, как при бешенстве. Рассыпанных по городу солдат невозможно удержать от грабежа; они бы принесли в лагерь зародыши заразы, которая страшней всех армий в мире».

Солдаты смирились с мыслью об отступлении. Они были рады, что Дамасскую армию разгромили, у Родосской взяли 18 знамен, а в Египет возвращаются живыми и с трофеями.

Все были довольны, кроме Ларрея. Он потребовал всех лошадей, какие были при штабе: «Гражданин Бонапарт, мне нужен и ваш конь». — «И мой?» Бонапарт подвел гренадеру с окровавленными бинтами своего коня под расшитым дорогим седлом. Гренадер замялся: «Такое красивое седло! Я же испачкаю...» Бонапарт возразил заготовленным афоризмом: «Нет ничего слишком красивого для храбреца!»

В колонне Бонапарт шел первым. Весь путь пешком, демонстративно без коня. Последним двигался Ларрей, тоже пешком, и следил, чтобы ни один раненый не отстал от колонны. Не потому, что оба были такие великие гуманисты. Раненые — это самый ценный персонал. Собственно, благодаря им французская армия одерживала свои победы, и Наполеон это первым понял. Заговаривая со старым солдатом, он спрашивал: «Сколько у тебя было кампаний? Сколько ран?» Он считал опыт по числу ранений. Раненые реже попадают под огонь своих, лучше ориентируются в бою, а главное — обучают этому новобранцев. Это раненые сделали наполеоновскую армию более умелой, чем любая армия Европы. Все потому, что их лечили, а не бросали, как в остальных армиях, включая прославленную суворовскую.

У Наполеона в Сирии только 500 человек погибло в бою, 700 умерло от ран. Выжило 1,5 тысячи раненых, из них 85 — ампутанты. Их тоже увозили с собой, потому что калека может командовать каким-нибудь фортом в тылу. Из 1,5 тысячи в строй вернулись и сражались в Египте 1200. Вот что значит скорая помощь прямо на поле боя! Таких показателей, как у Ларрея, французская армия достигла вновь лишь к Первой мировой войне.

В Хайфе оставили 15 больных чумой, которые совсем не могли передвигаться. Шедшие следом люди аль-Джаззара их перерезали. Сейчас на том месте стоит французский памятник «сильным, павшим на поле брани». Основание памятника пирамидальной формы в знак того, что пали солдаты Египетской армии.

Монумент солдатам Наполеона

Эта трагедия вызвала острый этический спор. Когда французская армия уходила из Яффы, там тоже оставались больные чумой. Наполеон вызвал главного аптекаря — того самого Руайе, которого на пути в Акко приказано было расстрелять за воровство «как сволочь». И приказал ему отравить опиумом всех нетранспортабельных. Деженетт восстал: «Мы должны спасать, а не убивать. Чума такая болезнь: сегодня температура, лежишь как в параличе, а завтра уже бегаешь». Ларрей, который обычно говорил «черное», если Деженетт говорил «белое», тут проявил солидарность. Дискуссия закончилась только тогда, когда выяснили, что Руайе уже украл весь опиум. Травить было нечем.

Решили погрузить больных на стоявшие в порту французские фрегаты. 200 раненых и больных перехватили в море британцы, но 1200 успешно довезли до Александрии. А поскольку моряки имели обыкновение выкидывать чумных за борт, пока никто не видит, Ларрей всех больных перевязал, маскируя под раненых. Так они и выжили.

Переход через Синайскую пустыню запомнился как очень изнурительный. Но с ранеными там произошло чудо. Все выздоровели — даже тяжелые ампутанты с начинавшейся гангреной. Ларрей писал: «Возможно, сухой воздух пустыни целебный. Но скорее всего, это потому что шли в Египет, а там все мы чувствовали себя как дома».

В Салалие, первом египетском городе, армия отсидела две недели в карантине. Трофеи забрали на специальный склад, потом раздали обратно.

Трофейные шелка были нужны и как достойная одежда для парадного марша по Каиру. За время похода военная форма участников Сирийской экспедиции превратилась в лохмотья. Оделись кто во что горазд. Ларрей шел в алом мамлюкском халате с кашемировым поясом, на голове шлем как у Александра Македонского. Остававшиеся в Египте хирурги не узнали своего начальника. Подошли к нему и спросили, где же Ларрей. «Говорят, он умер от чумы в Яффе».

Своих генералов Бонапарт осыпал деньгами, дарил им особняки в Париже. А Ларрей, который всех их вылечил, удостоился только булатной сабли. Зачем платить энтузиасту, который работает, потому что ему любопытно? И лишь один Ларрей отказался от предложения, которое Бонапарт сделал только лучшим из ученых и офицеров.

Вечером 21 августа 1799 года Бонапарт отвел главного хирурга в сторонку и сказал: «Будьте готовы через 4 часа погрузиться на корабль. Мы отправляемся инспектировать гавани Египта».

Ларрей моментально понял, что Наполеон врет. Он бросает армию. Тайком отплывает во Францию с намерением захватить государственную власть. И ответил: «Гражданин Бонапарт, я могу собраться и за 2 часа, но здесь тысячи раненых. Я не могу их оставить». Наполеон подумал несколько секунд, протянул Ларрею руку и сказал: «Да, мой дорогой Ларрей, вы правы! Вы останетесь!»

И еще 2 года, пока Египетскую армию не пленили англичане, Ларрей промаялся в Африке. Испил горькую чашу капитуляции и путешествия в статусе пленника. Все неприятности, включая карантин по прибытии. Потому что генерал Мену, командующий Египетской армией, заболел в плену чумой. Лечивший его Ларрей плыл во Францию в одной каюте с больным. Генерал выздоровел как раз, когда на горизонте показалась родная земля.

После карантина Ларрей тут же бросился к жене. И разминулся с курьером, который вез приказ явиться к первому консулу (как называлась диктаторская должность, которую Бонапарт занимал, пока не надел корону императора).

Антуан-Жан Гро, Первый консул Бонапарт, 1802 // Wikimedia Commons

На портрете работы Гро 1802 года мы видим, что перед Лареем стоял уже другой Бонапарт.

Не очаровательный мальчик, а бледный от злобы тиран с поджатыми губами и ледяным взглядом. Когда Ларрей наконец явился, первый консул спросил: «Где вы пропадали?» — «Я давно не видел жену». — «Хорошо, вы будете ее часто видеть. Назначаю вас заведовать госпиталем гвардии в Париже, где живет ваша жена». Вообще-то Ларрей мог бы стать личным врачом Наполеона, но за 2 года, пока он оставался в Египте, это место занял видный терапевт Корвизар. Это была медицинская мафия, через которую не пробьешься.

Ларрей потом еще раз станет главным хирургом армии, но ему не повезет, потому что это будет поход в Россию. И когда Бонапарт напишет во Францию о причинах поражения, то позорным образом свалит все на Ларрея: дескать, это тот плохо организовал медицинскую службу.

Так что же Ларрей приобрел своим отказом участвовать в перевороте? Друзей. После окончательного поражения Наполеона он так и остался при Доме инвалидов наблюдать 500 гвардейцев, которых знал еще с Египта.

Только в Израиле я сам понял, как ценны старые знакомые. Какое это грандиозное событие, когда человек из прошлой жизни вдруг приезжает к тебе. Кто-нибудь, кому можно сказать: «А помнишь?» А у Ларрея таких людей было 500!

Вспоминали они вместе циркача, который в Египте прибился к армии. У него была дрессированная обезьяна, здоровенный бабуин. Когда взяли Яффу, турки подкараулили дрессировщика в сторонке от лагеря французов и попытались его зарубить. Бабуин стал заступаться за хозяина и получил удар саблей по голове. Тут французские драгуны заметили их, отбили. Раненый бабуин оказался в госпитале и там очень старательно лечился. Ходил вместе со всеми на перевязки. Говорили ему: «Сиди смирно!» — и он сидел смирно. А когда выписали, сбежал от своего хозяина и ушел жить к Ларрею.

«Это самый благодарный мой пациент, который выполнял все предписания. И даже стал моим слугой на всю свою жизнь».

Совсем другое дело — директор Дома инвалидов граф Арриги, женатый на двоюродной сестре Бонапарта! В Акко инспектировал батарею, и осколки перебили ему внешнюю сонную артерию в двух местах. Сообразительный канонир заткнул раны пальцами. Бонапарт вызвал Ларрея из амбуланса. Главный хирург прибежал, когда раненый уже лишался чувств. Разумеется, нетранспортабелен. Перевязывать надо прямо там, под огнем. Ларрей наложил давящую повязку, и Арриги выжил. Для медицины того времени случай потрясающий, чрезвычайно редкий.

Пока Ларрей перевязывал блатного пациента, над ними разорвалась картечная граната, осыпавшая пулями самого Ларрея, двух его помощников, канонира и раненого. Лежавшая на земле шляпа хирурга была вся пробита, а людей не задело чудом.

После падения Наполеона его свояк Арриги быстро вышел из опалы и на протяжении 30 лет был депутатом парламента от Корсики да еще получил такую синекуру, как Дом инвалидов. Но бедствующий Ларрей тактично написал о нем: «Я до сих пор ожидаю хоть какого-то знака признательности от этого весьма богатого и влиятельного пациента».

Самый богатый и влиятельный пациент Ларрея скончался на острове Святой Елены и отписал доктору 100 тысяч франков. Помните проклятие тестя-министра? Все-таки наш герой заработал 100 тысяч! В завещании Наполеон отметил: «Ларрей — самый доблестный из людей, которых я знал». А может быть, «самый честный» или «самый порядочный». В оригинале honnête, у этого французского слова тройное значение.

Наверное, в первую очередь надо понимать как «порядочный». Что делает порядочный врач? Не распространяется. Не вдается в подробности, отчего помер Каффарелли и куда Бонапарт тайком отлучался из Акко, молчит о секретном приказе эвакуироваться. Для врача нет великого завоевателя, а есть пациент — субъект, о котором доктор все знает.

Заметим, что королевское правительство немедленно эти деньги секвестировало как «полученные узурпатором незаконно». Позднее, когда племянник Наполеона пришел к власти и стал императором Наполеоном III, деньги отдали. Не 100 тысяч, конечно, а только 50. Ларрея уже не было на свете. Но его сын, тоже видный хирург, построил на эти деньги школу в родной деревне отца.

В завершение нельзя не вспомнить еще одного порядочного человека, а именно бескорыстного коммодора Сиднея Смита. Без него Акко пал бы за неделю, не более.

Смит остался последовательным противником Бонапарта и его армии. Это он высаживал британские войска в Египте, чтобы пленить оставшихся там французов, в том числе Ларрея, и за эту победу вошел в правящую элиту. Участвовал в Венском конгрессе, который устанавливал мировой порядок после Наполеона.

Смит избрал себе нового противника — рабство и международную торговлю рабами. Он настаивал, чтобы Венский конгресс запретил торговлю живым товаром на территории стран-участниц.

Конгресс принял осуждающую рабство декларацию. Но поскольку среди победителей первую скрипку играла Россия, где большинство составляли крепостные, декларация была беззубая, ни к чему не обязывающая. Однако Смит не остановился. Ценой огромных многолетних усилий он добился того, что в 1833 году рабство запретили во всех британских колониях.

Рабство, но не работорговлю. Закон не говорил, кто и как именно должен с ней бороться на практике.

Смит выдвинул идею: торговля рабами в основном идет по морю, где царит британский флот. Вот он и может досматривать подозрительные суда. Все, под любым флагом. Если на борту рабы, их освободить. Всё окупается за счет конфискации судна и его продажи с молотка. 5 лет ушло на то, чтобы закон приняли и отдали флоту соответствующий приказ. 1 августа 1838 года это все, наконец, заработало.

Так началось освобождение рабов во всем мире. Примеру Англии последовала Франция. В конце концов и в Америке пришлось отменить рабство, потому что британцы с французами патрулировали Атлантику и пресекали ввоз живого товара из Африки. Разрывали проклятый треугольник рабства, когда в Европу из Америки шел хлопок, из Европы в Африку — золото, а из Африки в Америку — невольники.

Разрыв этого треугольника стоил денег. Не то чтобы Смит совал депутатам парламента взятки. Он их убеждал. Но когда убеждаешь джентльмена, этого джентльмена надо хотя бы поить. Устраивать ему охоту на лис, приглашать его жену на скачки, организовывать семейные торжества — огромные расходы. Они поглотили все деньги, которые Смит получил в награду за подвиги в Акко, все его родовые поместья и ценные бумаги. Когда британский флот стал перехватывать рабовладельческие суда, Смит обанкротился. Пришлось ему на старости лет бежать от долговой тюрьмы за границу. Такая ирония: Бонапарт скончался во владениях Британии, а его победитель — во Франции. И похоронен Сидней Смит в Париже. Главный борец за личную свободу лежит на кладбище Пер-Лашез именно в том городе, откуда сам бежал из мест лишения свободы.

Михаил Шифрин
Михаил Шифрин
Автор книги «100 рассказов из истории медицины»
При копировании материалов размещайте
активную ссылку на www.alpinabook.ru